Режиссер Иво ван Хове: «Нельзя не осознавать, в какую трагедию может вылиться политика, основанная
Статьи по теме
Голландский режиссер Иво ван Хове впервые показывал свой спектакль в России два года назад — тогда он привозил в Москву «Детей Солнца». Завтра спектакль театра «Тонеельгруп Амстердам» «Русские!» — шестичасовое действие по пьесам Чехова — в постановке Иво ван Хове откроет XXIII международный театральный фестиваль «Балтийский дом» в Петербурге. В его рамках до 20 октября зрители смогут увидеть классику — «Обломов», «Братья Карамазовы», «На дне», «Евгений Онегин» — в трактовке известных режиссеров Алвиса Херманиса, Люка Персеваля, Оскара Коршуноваса, Римаса Туминаса. Корреспондент РБК daily АНАСТАСИЯ КИМ побеседовала с ИВО ВАН ХОВЕ.
— С чем вы связываете возросший интерес зарубежных режиссеров к русским текстам прошлого столетия?
— Мы живем в переходный период: большие идеи и идеологии XX века — коммунизм, нацизм и, по крайней мере, с момента экономического кризиса капитализм — остались позади. При этом других перспектив не появилось, если не считать старые, религиозные, которые, как мы знаем на примерах от крестовых походов до современного радикального ислама, часто деструктивны. Пьесы Чехова — как раз о людях такого переходного периода. Его персонажи потеряны на ничьей земле. Они знают, что их рай утрачен, и надеются на новую утопию, которую ищут, но пока не находят.
— Вы начинали с позднего Чехова, с «Трех сестер», теперь, спустя десять лет, поставили спектакль по его ранним произведениям, пьесам «Иванов» и «Платонов». Они больше отвечают сегодняшней ситуации?
— В «Русских!» я обрел принципиально иной голос. «Три сестры» все еще были гибридом: гибридом эстетического и глубинного или инстинктивного подхода к тексту. С «Русскими!» я принял решение не возвращаться в прошлое, а подойти к текстам Чехова так, будто они были написаны только что. Я хотел создать совершенно новый, современный материал.
— Когда начинали репетиции со своей амстердамской труппой «Тонеельгруп», что вы рассказывали им про Чехова и Россию?
— «Русские!» для меня — история о современных людях и современных проблемах. Это не о России конца XIX века. Просто современный мир страдает от такой же неустроенности, что и тогда. Иванов — врач в несчастливом браке со смертельно больной женщиной, который бежит из дома и влюбляется в молодую девушку. Платонов — некогда многообещающий человек, который отказался от своих идеалов и стал сельским учителем. Два потерянных самодеструктивных интеллектуала. Оба в поисках компенсаторного эскапизма любовной связи. А вокруг них — общество, желающее забыть о своих проблемах хотя бы на один вечер. Общество, которое влекут выпивка, разговоры и танцы. И это все не про деревенских обитателей прошлого века, это про современных потерянных городских жителей.
— Какие существуют различия во взаимоотношениях человека и социума в условиях, скажем, Голландии и России?
— Я не могу говорить о России, так как мало знаю о внутренней ситуации. Но наша амстердамская постановка говорит о тех фрустрациях которые, как мне кажется, ощутимы во всей Европе. Люди досадуют на экономический кризис, на политические решения и, как правило, винят в проблемах только друг друга. Чеховские персонажи ведут себя точно так же. Он воистину был провидцем.
— В одном из своих интервью вы говорили о новом, отрицательном, понимании толерантности в Европе.
— Голландия всегда была примером толерантности. Но многое изменилось, после того как политик и кинорежиссер были убиты на улицах — один активистом, другой религиозным экстремистом. Это сорвало крышку с ящика Пандоры. Прискорбно, что именно эти события окажутся исторически значимыми для перемен в голландском обществе начала XXI века. Мы все еще пытаемся проявлять умеренность и сдержанность, но это весьма сложно в эпоху, когда эмоции берут вверх, даже среди политиков. Нельзя не осознавать, в какую трагедию может вылиться политика, основанная на эмоциях.
— Спектакль «Русские!» входит в мультикультурную трилогию, состоящую из «Дачной трилогии» Гольдони, «Детей Солнца» Горького и Чехова. Это все о героях без денег, без идеалов, без дела. Что дальше?
— Я не знаю, но глубоко верю, что в течение следующих 50 лет появятся новые идеологии и новый образ жизни. Ибо продолжать в том же духе не представляется возможным. При этом я настроен позитивно — в том, что касается культуры, я совсем не пессимист. Моя работа — помочь зрителю заглянуть за пределы зеркала реальности, увидеть глубинную правду. Собственно, в этом и есть миссия театра.
